Смерть в Лиссабоне - Страница 94


К оглавлению

94

Машина въехала на перевал, потом дорога круто пошла вниз через Азолу и дальше, к маяку, возле которого назло всем ветрам притулился его дом с садом. Он вылез открыть ворота и задохнулся от ветра. Подвел машину к гаражу и опять вылез. Он оставил фонарь гореть на углу, и в его свете увидел на размокшей глине отчетливые следы, шедшие к дому.

Он сравнил следы со своими собственными, поставив в след ногу. Его были меньше. Он сжал челюсти, сглотнул комок в горле. Служба безопасности предупреждала его, что на дорогах в окрестностях Серры-да-Синтра орудуют бандиты. Он поставил машину в гараж. Открыв бардачок, вытащил оттуда свой старый «вальтер», который хранил еще с войны. Проверил обойму, сунул пистолет за пояс. Его беспокоило, не повредил ли пистолету соленый морской воздух; он не мог вспомнить, когда в последний раз чистил эту чертову штуковину. Так или иначе, с пистолетом в руке было все-таки спокойнее.

Он ворвался в дом и в зеркале в прихожей увидел свое застывшее, как маска, лицо. Может быть, ничего и нет. Может быть, он просто пьян, а следы эти — от ног садовника. Да, наверное, это так. Он снял пальто, стряхнул с него капли, повесил. Нет, садовник мал ростом, едва ему по плечо, и ноги у него маленькие, точно у эльфа. Он прислушался, нет ли движения в доме, но в ушах раздавался только шум, мучивший его со времени возвращения из Африки.

Он вытер ноги и пошел по коридору. Ботинки громко скрипели на деревянных половицах. Включил свет в кухне. Пусто. Прошел в гостиную. Щелкнул выключателем. Со стены на него глядел Рембрандт. Он подошел к буфету и плеснул себе агуарденте из бутылки. Понюхал. Острый запах алкоголя прочистил мозги, липкий страх немного отступил. Фельзен закурил и, сильно затянувшись два раза, раздавил сигарету. Выхватив из-за пояса пистолет, обернулся.

В дверях стоял мужчина — седоватые волосы зачесаны назад, мокрый дождевик поблескивает в лучах света. В руках у мужчины был револьвер.

— Шмидт, — сказал Фельзен на удивление спокойно.

Шмидт покрепче сжал револьвер 38-го калибра, и четырехдюймовое дуло описало маленький круг. Шмидта удивило, что Фельзен при виде его не попятился к стене в изумлении. И что в руке у него пистолет. Неужели он что-то знал?

— Бросьте-ка это, — сказал Шмидт.

— Да и вам неплохо сделать то же самое.

Оба не пошевелились. Шмидт громко сопел сломанным носом. Рот его был сжат, на щеках напряженно двигались желваки. Он прокручивал ситуацию, как шахматист, обдумывающий очередной ход.

— Закурите? — предложил Фельзен.

— Я бросил, — сказал Шмидт. — Легкие ни к черту после тропиков.

— Тогда, может, выпить хотите?

— Я уже выпил коньяку.

— Не знал, что вы пьете.

— Редко.

— Тогда выпейте еще, может, привыкнете.

— Бросьте оружие.

— Не думаю, что стоит это делать, — сказал Фельзен. Его сердце билось где-то в горле. — Если только мы оба положим оружие вот сюда, на буфет.

Шмидт прошел в комнату, держа перед собой револьвер. Заметен стал землистый цвет его лица. Он был болен и тем более опасен. Кивнув друг другу, они одновременно положили оружие на полированный край буфета. Фельзен налил выпить себе и Шмидту.

— Я удивлен, — сказал Фельзен без всякого удивления в голосе — выпитое за ужином плюс последовавший затем выплеск адреналина странным образом подействовали на него. — Меня заверяли, что вы лежите на речном дне с карманами полными камней и пулей в голове.

Он протянул ему рюмку агуарденте. Шмидт понюхал.

— Этот ваш сообщник… Он даже не приблизился ко мне. Я его видел. Он стоял возле дома, как будто хотел дать мне время уйти, а когда решил, что я уже далеко, выстрелил в воздух. Храбростью он не отличался, но, видать, неглуп. Я ведь убил бы его.

— Почему же вы не вернулись в дом, чтобы убить меня?

— Так только в фильмах делают, — сказал Шмидт и, издевательски склонив голову набок, продолжал: — Мне приходило это в голову, но это было бы слишком опасно. Кроме того, убивать двоих тогда было несвоевременно.

— Поэтому вы и подослали ко мне Эву?

— Эву?

— Сузану. Я имею в виду Сузану Лопес… из Сан-Паулу.

— Сузана по неопытности совершила ошибку, и все кончилось тем, чем кончилось. Что ж, Сузана в своем репертуаре.

— На кого работаете, Шмидт?

— Это мое личное дело, — сказал он.

— Тогда говорите, чего вам надо, — сказал Фельзен. — Давайте начистоту. Ведь не за золотом же вы охотитесь, правда?

— Золото, — сказал Шмидт, не то вопросительно, не то утвердительно.

— Вы больны, — сказал Фельзен, которого рассердила эта уклончивость. — Это видно.

— Фиброз легких, — сказал Шмидт.

— Где вы живете?

— Теперь снова в Германии, в Байройте, — сказал Шмидт, попивая из рюмки. — Я в Дрездене жил. Вы этого не знали? Знаете, что они сделали с Дрезденом? Туда я так и не вернулся.

— А семья ваша выжила? — спросил Фельзен.

— Они в Дортмунде.

— Дети?

— Два мальчика и девочка. Теперь они уже совсем взрослые.

— Я вижу, — сказал Фельзен, стараясь потянуть время и понять, не к деньгам ли банка подбирается Шмидт, — что револьвер у вас американского производства.

— Это сувенир.

— Однако стреляет он, наверное, не звездами с полосками? — пошутил он.

Шмидт улыбнулся. Напряжение разрядилось. Фельзену удалось немного оттянуть поединок, он сел на валик кожаного дивана, в то время как Шмидт уселся на подлокотник кресла; колени их почти соприкасались.

— Картина вроде знакомая, — сказал Шмидт.

94