Смерть в Лиссабоне - Страница 109

109

Вдали на шоссе показался дорожный знак. До Мадрида оставалось 120 километров.

В это же время восемнадцатилетний Зе Коэлью пил дешевый багасу в обложенном кафелем подвальчике в Байру-Алту в компании трех школьных приятелей, когда к ним, громыхая по ступенькам, поспешно спустился из своей квартиры наверху хозяин заведения.

— Что-то происходит! — запыхавшись, взволнованно заговорил он. — Я радио слушал… и какие-то военные вклинились в передачу. А сейчас там только музыка.

— Если вам хочется закрыть заведение и отправиться спать, — сказал Зе, — то незачем выдумывать переворот.

— Я серьезно!

Семеро людей в баре несколько секунд вглядывались в лицо хозяина, пока не уверились, что он на самом деле говорит серьезно. Они дружно, как один, встали, вышли на улицу и побежали по мощенному булыжником проулку к площади.

Бежали не только они. На Праса-де-Луиш-де-Камоэш собирался народ, у памятника в центре площади слышались слова «переворот» и «революция». Спустя четверть часа волнение толпы достигло предела, и раздался призыв идти на Главное управление МПЗГ. Выйдя на эту улицу, люди сошлись с другой толпой, направлявшейся туда же с Руа-Витор-Кордон. Входная арка и фасад здания были погружены во тьму, все двери заперты, но слабое мерцание в окнах говорило о том, что где-то горит свет. Люди принялись барабанить в двери, нестройно выкрикивая что-то, вздымая в воздух сжатые кулаки. Слышалось слово «Революция!», а самые рьяные кричали: «Казнить их!»

Окна верхнего этажа раскрылись, и оттуда свесились темные силуэты. Воздух разорвали четыре выстрела. Толпа шарахнулась и рассыпалась — с воплями люди бросились прочь. Вслед им неслись новые выстрелы. Толпа подхватила Зе и понесла куда-то вверх по улице. Потом он упал и оказался в мешанине человеческих ног. Кое-как выкарабкавшись на мостовую, он побежал вдоль фасада. Неподалеку услышал чей-то хрип. Пригнувшись, он вернулся на несколько шагов назад, ухватил за воротник пальто хрипевшего мужчину и, взвалив его на себя, потащил по улице. Выбравшись на безопасное место, он наклонился к мужчине. Пальцы его нащупали что-то скользкое и теплое: мужчина был ранен в шею.

Спал Жоакин Абрантеш плохо и проснулся в шесть часов с тяжелой головой и в отвратительном настроении, как если б перепил накануне. Он попытался позвонить сыновьям, но связи по-прежнему не было. Открыв окно, он выглянул на улицу. Что-то было не так. Улица не должна была быть такой пустой. Он принюхался. И пахло как-то по-другому, будто весной после долгой зимней спячки. А ведь весна давно уже в разгаре. Со стороны подъемника на Шиаду выбежал какой-то юноша. Вытаращив глаза и вздымая в воздух кулак, он выкрикнул в пустоту: «Кончено!» — и побежал по направлению к Росиу.

Послышался вой сирен, приглушенный гул голосов, пение. Абрантеш дальше высунулся из окна. Он не ошибся. Люди на улице пели.

«Плохо дело», — сказал он себе под нос и направился к телефону.

— Что плохо? — спросила Пика, возникшая в дверях спальни в красном шелковом халате.

— Не знаю что, но, по-моему, плохо. На улице поют.

— Поют? — переспросила Пика, заинтересованная и в то же время довольная тем, что что-то наконец происходит. — Ну и ладно. Даже если произошел переворот…

— Переворот! — рявкнул Абрантеш. — Ты что, не понимаешь? Переворот! Это революция! Пришли коммунисты!

— Ну и что такого? Чего ты так разволновался? Половина твоих денег в Цюрихе. Другая — в Сан-Паулу. Даже золото вывезено из страны.

— Не смей говорить о золоте! — зарычал Абрантеш. — Забудь это слово! Нет никакого золота и не было! Слышишь? Никогда! Поняла?

— Прекрасно поняла, — сказала она и, хлопнув дверью, вернулась в спальню.

Абрантеш надел пальто и вышел на улицу. На Праса-ду-Комерсиу было полно военных, но они перебрасывались шутками и смеялись. Абрантеш изумленно бродил среди солдат.

Около восьми утра от казарм 7-го кавалерийского полка двинулась колонна танков. Абрантеш встал в арке в северной части площади.

— Вот сейчас посмотрим! — сказал он солдату, таращившему на него глаза, как на неандертальца.

Танковая колонна остановилась. Открылась башня головной машины. Какой-то капитан выступил вперед, к танку. Находившийся в танке лейтенант что-то крикнул ему. В свежем утреннем воздухе крик далеко разнесся по площади, и наступила тишина.

— У меня приказ открыть по вас огонь, — сказал лейтенант, и ряды солдат на площади, дрогнув, зашевелились, — но единственное мое желание — это смеяться.

Движение в рядах прекратилось, послышался сдержанный ропот.

— Валяйте, за чем же дело стало? — сказал капитан.

В рядах засмеялись. Лейтенант поднял руку, подавая знак колонне. Капитан приказал взводу солдат подойти к танку, и четверо солдат взобрались на броню. Башня открылась, и на выглянувшего наружу полковника сразу были наставлены четыре ружейных дула.

В реку Тежу вошел и встал на якорь военный корабль «Алмиранту Гагу Коутинью». Пушки его были повернуты в центр города. Солдаты и танки на площади молча ждали залпа. Минуты шли, но пушки молчали. Потом медленно, одна за другой, пушки повернулись и нацелились на южный берег Тежу. Площадь Праса-ду-Комерсиу отозвалась мощным ревом, и тысячи шапок взметнулись в воздух над восторженной толпой. Жоакин Абрантеш повернулся и пошел обратно по Руа-ду-Оуру.

Домой Зе Коэлью вернулся лишь к десяти утра. Он с приятелями отвез раненого в больницу, и там сестры отделения скорой помощи, увидев запачканную кровью одежду Зе, отказались отпустить его, пока его не осмотрел доктор. Они тщательно вымыли его и оттерли пятна крови, но плащ его был безнадежно испорчен кровью незнакомца.

109