Смерть в Лиссабоне - Страница 86

Оливии дома не было, дверь оказалась заперта. Я пошарил в карманах в поисках ключей.

— Инспектор? — произнес женский голос за моей спиной.

Метрах в двух от меня на тротуаре стояла Тереза Оливейра, жена адвоката, выглядевшая сейчас совершенно иначе: волосы убраны назад, джинсы и красная майка с логотипом «Guess» на груди. Я попытался быть любезным.

— У вас что-то важное, дона Оливейра? А то я после трудного дня, и, боюсь, новостей для вас не имею.

— Разговор не займет много времени, — отвечала она, но я усомнился в этом.

Мы прошли в кухню. Я выпил воды. Она охнула, увидев мою окровавленную рубашку. Я переоделся и предложил ей выпить. Она предпочла кока-колу.

— Я после лекарств, — сочла она нужным пояснить.

Я налил себе виски из початой бутылки «Уильяма Лоусона», которую уже полгода не доставал на свет божий.

— Я ушла от мужа, инспектор, — сказала она.

— Разумно ли это? — сказал я. — Считается, что сразу после трагедии не стоит резко менять свою жизнь.

— Вы, может быть, поняли, что уже некоторое время к этому шло.

Я молча кивнул. Она порылась в сумочке, ища собственные сигареты и зажигалку. Я дал ей закурить.

— С самого начала у нас все не ладилось, — сказала она.

— И как давно это началось?

— Пятнадцать лет назад.

— Слишком долгий срок, чтобы сохранять то, что заведомо не задалось.

— Нас устраивали такие отношения.

— А теперь вы бросаете его, — сказал я, пожав плечами. — Что, гибель дочери послужила катализатором?

— Нет, — решительно сказала она. Ее рука, державшая сигарету, так дрожала, что женщине приходилось придерживать ее другой рукой. — Он развратил ее… сексуально.

Кока-кола шипела в ее стакане.

Вот мы и подошли к существу дела.

— Это очень серьезное обвинение, — сказал я. — Если вы хотите обратиться с жалобой в суд, то я советую вам пригласить адвоката и запастись неопровержимыми доказательствами. Если это правда, то это может повлиять и на ход моего расследования, но сообщить об этом в первую очередь вы должны были не мне.

Я говорил обстоятельно и веско, так, чтобы она поверила в полную мою компетентность в данном вопросе.

— Это правда, — сказала она, уже увереннее. — Служанка это подтвердит.

— И как долго это продолжалось?

— Пять лет, насколько я знаю.

— И вы терпели?

Рука с сигаретой, все еще дрожащая, потянулась ко рту.

— Мой муж всегда был властным, сильным человеком, как в общественном, так и в личном плане. Свою силу он распространял и на нас, домашних, на меня и детей.

— Так это в свое время и привлекло вас в нем?

— Мне никогда не нравились ровесники. — Она пожала плечами. — Я рано потеряла отца. Может быть, причина в этом.

— Вам был двадцать один год…

— Меня интересовали только состоявшиеся мужчины, солидные, с положением, — прервала меня Тереза. — И он заинтересовался мной. Он умел очаровывать. Его внимание мне льстило.

— Как вы познакомились?

— Я работала у него. Была его секретарем.

— Значит, вы знаете всю его подноготную, все, что только можно знать, не так ли?

— Раньше знала, когда была секретарем. Как вам, должно быть, известно, жены не столь информированны.

— И, таким образом, вы знаете круг его теперешних клиентов?

— Почему вы спрашиваете?

— Хочу знать, против кого мне придется идти.

— Я знаю лишь тех, на кого он работал лет пятнадцать-шестнадцать тому назад.

— И кто это был?

— Большие люди.

— А именно?

— «Кимикал», «Банку де Осеану и Роша», «Мартинш конштрусоэш лимитада».

— Действительно, люди большие, — сказал я. — И вы думаете, что ваша служанка и адвокат способны тягаться с таким человеком?

— Не знаю, — сказала она, постукивая пальцем по сигарете.

— Почему и обратились ко мне.

Она подняла на меня глубоко посаженные глаза, густо подведенные черным. Лицо ее уже не было припухшим, как утром, она смотрела серьезно, в глазах стояли слезы.

— Я не совсем понимаю вас.

— Круг проблем в этом деле уже вырисовывается, дона Оливейра, — сказал я, стесняясь высказать неприятную правду. — Ваша дочь… вела распутный образ жизни.

— Разве это так уж странно для девушки, которую растлили? — сказала она и, достав платок, промокнула глаза.

— Мы часто наблюдаем подобное поведение и у девушек, которых никто не растлевал. Но это следует из ваших же собственных слов. За один только день выяснилось, что она спала с вашим бывшим любовником, занималась групповым сексом с двумя парнями из ансамбля в пансионе на Руа-да-Глория. Хозяин заведения, где сдаются номера на час, видел ее у себя и раньше в обществе мужчин, которые, как он думает, платили ей деньги. И я только что беседовал с одним из ее учителей, связь с которым у нее длилась полгода. Катарина могла быть с кем угодно из них, и, чтобы продвинуться в расследовании и решить, кто все-таки это был, приходится лишь гадать!

— Я понимаю, — сказала она. — И пытаюсь помочь. Я пытаюсь объяснить вам, что существовали психологические…

— Я буду действовать самостоятельно, дона Оливейра, — сказал я спокойно и твердо.

Она встала, потянулась к стоявшей на столе пепельнице, раздавила сигарету, перекинула через плечо сумочку. Я проводил ее до двери. Я хотел задать ей самый животрепещущий вопрос: была ли Катарина ее дочерью? Но я был уже не в силах — слишком устал. Входная дверь щелкнула. Я тут же открыл ее вновь, чтобы окликнуть Терезу, но она была уже далеко, шла по улице, освещенная желтым светом городских фонарей, на своих высоких каблуках, спотыкаясь о камни.