Смерть в Лиссабоне - Страница 28

Двадцать беленных известью хибарок Фуэнтес-де-Оньоро стыли на пронизывающем ветру, загнавшем жителей городка в дома; беженцы укрылись за камнями и перевернутыми повозками. Водители отправились на поиски пищи, но обнаружили, что жители обеспечены ею даже хуже их самих. Женщина в единственной лавке предложила им куски сала в масле, на вид таком же прогорклом, как то, которое они отведали в Бургосе. Блюдо они прозвали Gordura alia Moda della Guerra (закуска на военный лад) и не притронулись к нему.

Служащие испанской таможни быстро провернули неприбыльную работу с запуганными беженцами — изучение документов и изъятие части их ветхих пожитков — и занялись сбором дани. Фельзен, знавший, что на этом посту его будут досматривать основательно, приберег для этого случая французский коньяк и байоннский окорок — jambon de Bayonne. Его водители молча злились. Оформление груза было закреплено распитием дешевого агуарденте, после чего вереница машин проследовала на португальскую территорию и двинулась на Вилар-Формозу.

Португальское военное сопровождение не прибыло, но представитель германской дипломатической миссии уже послал порученца в Гуарду. Водители поставили грузовики возле нарядного здания вокзала, украшенного майоликой с видами всех крупных городов Португалии. На площадь все прибывали растерянные люди. Водители снова отправились добывать еду. Они нашли передвижную кухню от каких-то благотворителей из Порту, но обслуживала она только британских подданных. Водители попытались заговорить с беженцами, но в ответ женщины лишь прикрывались пестрыми шалями, пряча глаза; объясниться с мужчинами — потрепанными, бородатыми, с отсутствующими взглядами — мешал языковой барьер: это были поляки, чехи, югославы, венгры, турки или арабы. Водители сунулись было к беженцам менее экзотического вида, одетым в помятые, но деловые костюмы, стоявшим возле своих измученных жен и орущих детей, но это оказались голландцы, фламандцы, болгары, румыны, и они тоже не проявляли готовности общаться, в особенности когда видели, что собеседник указывает пальцем себе в рот. Даже дети не желали разговаривать — мальчишки-подростки убегали, девочки съеживались, малыши либо начинали плакать, либо застывали. Когда, стрельнув выхлопом, подъехал один из армейских мотоциклов, толпа гонимых войной скитальцев дрогнула и отпрянула.

Фельзен обрабатывал таможенных чиновников, используя и свое обаяние, и часть запасов германского дипломатического ведомства. В ответ португальцы угощали его сыром, колбасой и очень любезно помогали заполнить кучи бумаг, необходимых для беспрепятственного передвижения по стране. Когда караван тронулся, начальник таможенной службы лично вышел помахать им на прощание и пожелать скорейшего возвращения, предвкушая продолжение «сотрудничества», столь удачно начатого.

Они пересекли реку Коа и заночевали в казармах в Гуарде. Съев обильный ужин из четырех, совершенно одинаковых на вкус блюд и выпив изрядное количество вина, Фельзен приободрился.

Он это понял по тому, что начал заглядываться на женщин на кухне. Со времени своего переезда в Берлин он редко обходился двое суток без секса, а тут у него не было женщины уже неделю. Но, присмотревшись к этим, он решил, что их специально подбирали для того, чтобы умерить солдатскую похоть. Они были маленькие, сутулые и узколобые; у всех были острые носы, впалые щеки и гнилые зубы. Вскоре он отправился спать, но спал плохо из-за блох.

Утром они начали движение по местам, многие из которых были запечатлены в бело-синей майолике на вокзале Вилар-Формозу. Они увидели и то, что не было отражено в майолике, — впрочем, возможно, грязь, нищета и плохие дороги в реальности просто иначе выглядят.

Они обогнули скалистую, поросшую соснами Серру-да-Эштрела с севера от Бейры-Байши, которой, как уже понимал Фельзен, предстояло стать местом его обитания на долгие годы. Сланец здесь перемежается гранитом, и там-то следовало искать черные блестящие кристаллы вольфрама.

Вид домов, сложенных из серо-бурого камня и крытых шифером, внушил Фельзену уверенность, что местность выбрана правильно.

После Визеу они направились к югу, в сторону Коимбры и Лейрии. Погода переменилась. Сухая прохлада гор сменилась теплом и влагой. Несмотря на начало марта, жарило солнце, и они скинули верхнюю одежду. Водители закатали рукава рубашек и, казалось, вот-вот примутся горланить песни.

Беженцев на дороге не было. Представитель германской миссии объяснил, что в Лиссабон Салазар беженцев не пускает — город и так переполнен. Последнюю ночь они провели в Вила-Франка-де-Шира и встали спозаранку, чтобы передать золото в Банк Португалии еще до его открытия.

Едва рассвело, когда они, заехав за угол украшенного аркадами здания восемнадцатого века, очутились на улицах Байши, четко распланированных маркизом де Помбалом после Лиссабонского землетрясения 1755 года. Проследовав по Руа-ду-Комерсиу через массивную триумфальную арку, они остановились возле ансамбля зданий, в том числе и церкви Сан-Жулиау, вместе составлявших Банк Португалии. Подождав возле ворот, грузовики один за другим развернулись для разгрузки.

В банке Фельзен был встречен финансовым директором и представителем германской миссии, который в ответ на протянутую руку подскочил в совершенно неуместном приветствии «хайль Гитлер». Последнее, по-видимому, ничуть не смутило финансового директора, который, как позже выяснил Фельзен, был членом Португальского легиона. Фельзен же сконфузился и сумел выдавить из себя лишь «да-да», сопроводив эти слова вялым взмахом руки, похожим на тот, каким подзывают официанта. К тому же он пропустил мимо ушей фамилию этого по-прусски молодцеватого человека. Лишь после того как золото было выгружено и пересчитано, Фельзен прочитал его подпись на бесчисленных документах, подпись, которую тот ставил левой рукой: вместо правой у него был протез. Мужчину звали Фриц Позер.