Смерть в Лиссабоне - Страница 25

— Не думаю. По крайней мере, в таком возрасте меняться поздно. Моему отцу сорок восемь лет. Он не меняется. Потому и остался у разбитого корыта со своими помпами.

— Не относитесь к людям с предубеждением, аженте Пинту. Предубежденность будет застилать вам зрение. Вы же не считаете, что надо расстреливать всякого, чьи политические взгляды не соответствуют вашим, правда?

— Нет, — невинным тоном ответил Карлуш. — Это было бы несправедливо.

7

Суббота, 13 июня 199…

дом Акилину Оливейры, Кашкайш.

Нас проводили в гостиную, которая, судя по обстановке, относилась к женской половине дома: уютное освещение, затейливая керамика и никаких книжных полок. Картины на стенах вызывали недоумение (впрочем, эстетические взгляды полицейского инспектора из Лиссабона вряд ли кого-нибудь здесь интересовали). Я уселся на один из двух кожаных диванов бежевого цвета. Над камином висел портрет какого-то усохшего субъекта. Портрет почему-то рождал чувство тревоги, беспокойства.

На толстом стекле кофейного столика лежали журналы «Караш», «Каза», «Масима» и испанский «Ола!». Были в комнате и растения, и композиция из лилий в горшках. На полу лежал персидский ковер.

Доктор Оливейра ввел в комнату жену. Ростом она была, наверное, не выше дочери, но сантиметров десять ей прибавляла прическа — высокая, с пышно взбитыми светлыми волосами; строгое лицо слегка припухло после тяжелого сна, вызванного барбитуратами, и она попыталась это скрыть, густо намазав веки. Ее губы были подведены темным контурным карандашом. На ней были кремовая блузка, лифчик, подчеркивающий грудь, и короткая шелковая юбка того же цвета с позолоченным пояском.

— Нам бы хотелось поговорить с вашей супругой наедине, сеньор доктор.

Тот было заупрямился, как-никак это был его дом, но жена что-то негромко сказала ему — слов я не разобрал, — и он вышел из комнаты.

— Когда вы в последний раз видели вашу дочь, дона Оливейра?

— Вчера утром. Я отвезла ее в школу.

— Во что она была одета?

— На ней была белая футболка, голубая в желтую клетку мини-юбка. Туфли-бульдожки, как все они сейчас носят, украшенные стразами. На шее тонкий кожаный ремешок с дешевым камешком.

— Никаких колготок в такую погоду?

— Нет, только трусики и лифчик.

— Фирма?

Она не ответила, лишь закусила нижнюю губу.

— Вы слышали вопрос, дона Оливейра?

— Меня просто…

Карлуш подался было вперед, но диван скрипнул, и он замер. Припухшие карие глаза сеньоры Оливейры заморгали.

— «Слогги», — сказала она.

— Вам что-то неожиданно пришло в голову, дона Оливейра?

— Ужасная мысль… когда вы заинтересовались ее бельем.

— Ваш муж уже рассказал нам, что Катарина с некоторых пор стала жить половой жизнью.

Карлуш откинулся на диванную спинку. Женщина потрогала пальцем губу с размазанной помадой.

— Дона Оливейра?

— Разве вы что-то спросили меня, инспектор Коэлью?

— Мне хотелось бы знать, о чем вы задумались. Это может оказаться полезным.

— Всякая мать боится, что дочь ее могут изнасиловать и убить, — ответила она быстро, но так, словно сама не допускала подобной мысли.

— Каковы были ваши отношения с дочерью последние пару лет?

— Он же рассказал вам о… — Она осеклась.

— О чем именно? — быстро спросил я.

Она метнула взгляд на Карлуша.

— О том, что мы с ней не ладили.

— Мать и дочь не обязательно…

— Соперницы, — закончила она за меня.

— Соперницы? — Я удивился, и она этим воспользовалась:

— Не думаю, что это поможет вам найти Катарину.

— Мне хотелось бы узнать побольше о ее душевном состоянии. Не могло ли оно стать причиной какой-либо неприятности с ней. Такая уверенная в себе девушка… Тут могло случиться что-то…

— Почему вы говорите, что она уверена в себе?

— Она выступает на сцене. Для этого требуется известная…

— Выступления были не очень-то успешные, — перебила она и тут же перескочила на другое: — Да, она может показаться старше своего возраста.

— Поэтому вы и заговорили о соперничестве?

Взгляды наши встретились, но уже через несколько секунд она, не выдержав, опустила глаза. Взволнованная, она облокотилась на кофейный столик и забарабанила по нему пальцами в кольцах.

— Я не… не знаю, что он вам рассказал, — сказала она, косясь на дверь.

— Просто расскажите, что произошло.

— Он рассказал вам, что я застала Катарину в постели с моим братом?

— Почему вы назвали это соперничеством?

— Ему тридцать два года.

— Но он же ваш брат.

— Не вижу смысла обсуждать сложности женщины среднего возраста с человеком, который разыскивает мою дочь. Но если она могла соблазнить его, то может…

— Ваш муж тоже так считает.

— Так что это безнадежно.

— Возможно, ваш брат как раз и будет нам полезен.

— Не понимаю, зачем впутывать его в данном случае.

— Не понимаете?

— Катарину я застала в постели не с ним, а с моим любовником, — сказала она совершенно хладнокровно, внезапно отбросив всякое притворство.

— Вы все еще видитесь с ним?

— Вы, кажется, с ума сошли, инспектор!

— А ваша дочь?

Молчание.

— Не знаю, — после паузы отвечала она.

— Мне необходимо переговорить с ним, — сказал я.

Карлуш сунул ей в руки блокнот. Она сердито черкнула в нем что-то, поставив в конце точку так энергично, что чуть не проткнула насквозь обложку.

— Каким образом это стало известно вашему мужу?